понедельник, 20 мая 2013 г.

Священномученики Георгий (Колоколов), Назарий (Грибков) мученик Петр (Царапкин)


ТЕКСТ: http://www.fond.ru/userfiles/person/1365/1291849260.pdf
ФОТО: http://www.fond.ru/module/module_person_page.php?flag=1&person_id=1365
ИКОНА: http://www.fond.ru/module/module_person_page.php?flag=2&person_id=1365


Ноября 26 (9 декабря)
Священномученики
Георгий (Колоколов), Назарий (Грибков)
мученик
Петр (Царапкин)

Во время гонения на Русскую Православную Церковь в 1937 году зачастую
арестовывался сразу весь причт храма – все священники, псаломщики и певчие, и
в особенности если они были монахинями или послушницами.
21 ноября 1937 года сотрудник НКВД допросил секретаря сельсовета в селе
Туголес Шатурского района Московской области Василия Языкова, который после
беседы с ним подписал показания, свидетельствующие об антисоветской
деятельности священников, служивших в храме великомученицы Параскевы в
этом селе: «Мне известно, что в деревне Туголес существует
контрреволюционная группа церковников, в которую входят попы Назарий
Грибков... Георгий Иосифович Колоколов... дьячок Царапкин, звать не помню, все
они тесно связаны между собой, часто собираются у попа Назария Грибкова,
среди населения ведут открытую контрреволюционную деятельность,
направленную к подрыву мощи нашей страны...
всю свою контрреволюционную
деятельность указанная группа направляет на подрыв колхозного строительства и
всех проводимых мероприятий советской властью в деревне. В уборочную
кампанию умышленно затягивали службу по целым дням, тем самым тормозили
ход уборочной кампании. Кроме того, открыто среди населения ведут
антисоветскую агитацию, как-то: Назарий Грибков и Георгий Колоколов среди
колхозников распускают разную клевету о лагерях, говорят, что советская власть,
заключая людей в лагеря, не исправляет людей, а издевается над людьми;
заставляют работать непосильную работу, кормят безобразно плохо, в лагерях
люди мрут, никто на это не обращает внимания, условия жизни создают
невыносимые, бóльшая часть людей, осужденных и отбывающих наказание в
лагерях, не выносит создаваемых условий и остается там... Дьячок Царапкин
в октябре месяце колхозникам говорил: “Большевики в конституцию вписали
пункт, что у нас в Советском Союзе каждый может выбирать и каждый может
быть избранным. Это все ерунда, никогда этого не допустят, вы сами теперь
видите, что людей начинают забирать, значит, выбирать будут не все”».
В тот же день был допрошен один из колхозников, Иван Крылов.
Сотрудники НКВД вызвали его к себе, угостили водкой, дали денег на выпивку, и
он подписал все, что те требовали от него: показания, аналогичные показаниям
председателя сельсовета.
27 ноября сотрудники НКВД арестовали протоиерея Георгия Колоколова и
псаломщика Петра Царапкина, а на следующий день – протоиерея Назария
Грибкова. Все они были заключены в Бутырскую тюрьму в Москве.
Священномученик Георгий родился 22 октября 1876 года в городе Москве в
семье диакона Иосифа Колоколова. Окончил в 1898 году Московскую Духовную
семинарию. В 1899 году он был рукоположен в сан диакона к Преображенской
церкви села Спасское-Тушино Московского уезда. В 1904 году диакон Георгий
был рукоположен в сан священника к Николаевской церкви села Аксиньино
Звенигородского уезда и назначен законоучителем Аксиньинского народного
училища и уездной церковноприходской школы, в этой должности он состоял до
1918 года. С 1908 года он нес послушание учителя Закона Божия Липкинского
училища, находившегося в том же уезде. С 1909 по 1918 год отец Георгий состоял
членом Совета Звенигородско-Саввинского отделения Кирилло-Мефодиевского
Братства.


Протоиерей Георгий Колоколов
Москва. Бутырская тюрьма. 1937 год
В 1924 году за ревностное и усердное служение отец Георгий был
награжден наперсным крестом, в 1927 году возведен в сан протоиерея, а в 1930
году награжден палицей.
В 1931 году власти арестовали его и приговорили к пяти годам заключения.
Год он пробыл на каторжных работах на строительстве Беломорско-Балтийского
канала, а с марта 1932 года по июнь 1933 года работал счетоводом в одном из
отделений Соловецких исправительно-трудовых лагерей на лагерном пункте
Сеннуха.
По возвращении протоиерея Георгия в 1933 году из заключения епископ
Орехово-Зуевский, викарий Московской епархии Иоанн (Широков) назначил его
настоятелем храма великомученицы Параскевы в селе Туголес. В 1934 году
протоиерей Георгий был награжден наперсным крестом с украшениями, а в 1935
году – митрой.
27 ноября 1937 года власти арестовали его. Следователь спросил
священника:
– Скажите, какие среди вас, Грибкова Назария Степановича и Царапкина
Петра Сергеевича, существуют взаимоотношения?
– Среди меня, Грибкова и Царапкина взаимоотношения самые дружеские,
все мы служим в одной церкви, я священником, Грибков вторым священником, а
Царапкин псаломщиком, бываем друг у друга очень часто и ведем всевозможные
деловые разговоры.
– Следствие располагает данными о том, что вы среди населения вели
антисоветскую контрреволюционную агитацию против существующего строя.
Признаете это?
– Я лично антисоветской контрреволюционной агитации среди населения не
вел.
– Вы говорите неправду, следствие требует от вас дачи правдивых
показаний. Вы вели антисоветские разговоры о непосильной жизни в лагерях и
издевательстве над народом. Подтверждаете это?
– Я действительно среди населения говорил, что в лагерях жизнь
мучительная, трудная и издеваются над народом, это я признаю.
Священномученик Назарий родился 22 октября 1879 года в деревне
Огрызково Егорьевского уезда Рязанской губернии в семье крестьянина Степана
Грибкова. Первоначальное образование он получил в Егорьевском Хлудовском
училище. В это время он стал петь в хоре мальчиков в церкви, тогда у него и
обнаружились значительные певческие дарования. Через пение Назарий
полюбил и саму церковную службу и в конце концов захотел стать
церковнослужителем. Он окончил 5 и 6 классы Рязанской Духовной семинарии и
с 1899 года стал служить псаломщиком, с 1906 года – в соборе города Егорьевска.
В 1916 году Назарий Степанович обвенчался с девицей Клавдией. Ее отец,
Алексей Елисеев, был человеком в этих местах известным и состоял членом
дворянского собрания. Жили Елисеевы в селе Шелогурово Егорьевского уезда.
В семье у них было четыре сестры: Анна, Елизавета, Пелагия и Клавдия – и брат
Петр. Из всех сестер Клавдия отличалась особой добротой.
В 1916 году епископ Михайловский, викарий Рязанской епархии Амвросий
(Смирнов) рукоположил псаломщика Назария в сан диакона. В 1919 году
архиепископ Рязанский и Зарайский Иоанн (Смирнов) рукоположил его во
священника к Богородице-Рождественской церкви села Березовка Рязанской
епархии. В 1926 году отец Назарий был награжден наперсным крестом, в 1928
году возведен в сан протоиерея.
У отца Назария и Клавдии около десяти лет не было детей. Врачи убеждали
ее, что, если она и будет беременна, не сможет родить из-за серьезной болезни,
сердечной недостаточности. В 1926 году она забеременела. Врачи предупредили
ее, если она будет рожать, то сама при этом может умереть. Клавдия выразила
полное смирение перед предстоящим ей испытанием. Но мужа она попросила:
«Если родится мальчик и останется жив, то назови его Николаем». Она очень
почитала и любила святителя Николая.
Клавдия скончалась во время родов, но сын родился здоровым, и его в
соответствии с завещанием матери назвали Николаем. Первое время священник
сам кормил младенца из бутылочки, а затем его взялась выкормить жившая в
этом же селе женщина по имени Пелагия. Она кормила своего грудного ребенка,
выкормила и сироту. Отец Назарий впоследствии всегда говорил сыну, что одна
из величайших христианских добродетелей – это благодарность, и он всегда
наставлял его молиться за своих благодетелей и среди них за свою кормилицу.
В это время отец Назарий служил в селе Починки Егорьевского района.
Смерть жены явилась для него большим потрясением, и он попросил архиерея
перевести его в храм в другое село. В 1929 году архиепископ Орехово-Зуевский,
викарий Московской епархии Питирим (Крылов) назначил его в храм
великомученицы Параскевы в село Туголес.
Когда отец Назарий переехал в село Туголес, он вместе с сыном поселился в
доме Дарьи Дмитриевны Гореловой и Параскевы Александровны Степановой.
Дом у них был – пятистенная изба, разделенная на две половины, одну из
которых и занял священник. Дарья и Параскева стали нянями и
воспитательницами его сына. Они были не родственницы, а во Христе сестры,
жили дружно, любя друг друга и друг о друге заботясь. У Дарьи не было от
рождения ноги до колена, Параскева с ней дружила, потом стала за ней
ухаживать и ей помогать, а затем они стали и жить в одном доме. Зарабатывали
они тем, что стегали одеяла и шили одежду для детей.
В селе жили и помогали в храме две монастырские послушницы, сестры
Мария и Матрона Грошевы. Их в селе любили, они всех опекали и всем помогали,
и в селе их называли нянями. Даже для Дарьи и Параскевы монастырские
послушницы были нянями, и они их так и называли нянями. Вместе с
послушницами Дарья и Параскева пели на клиросе.
Воспитанием маленького Николая были полностью заняты Параскева и
Дарья. Они и научили его молиться. С большим уважением относясь к отцу
Назарию, они научили мальчика одной молитве, которая поражала его тем, что
все испрошенное в ней исполнялось. Молитва же была такая: «Молитвами отца
моего, протоиерея Назария, Господи, помоги так-то и так-то...» Молитвами отца-
мученика и прожил Николай всю жизнь.
В феврале 1931 года в селе Туголес появилась странница по имени Варвара
Крюкова. Родом она была из деревни Доможирово Богородского уезда
Московской губернии. Придя в село Туголес, она поселилась у монахинь,
прислуживавших в храме, порой ходила по деревням и тогда останавливалась у
крестьян.
В начале марта местными властями стали усиленно проводиться
мероприятия по самообложению крестьян и созданию колхозов. В одной из
деревень, в доме, где на этот раз остановилась странница, у крестьян были
отобраны за недоимку коровы. Хозяйка дома выбежала на улицу и закричала:
«Уводят коров, нас разоряют, давайте отбивать скотину у сельсовета». Собралась
толпа народа, которая попыталась забрать обратно у сельсовета свою скотину.
Попытка эта ни к чему не привела, но стали искать виновных, и странница была
заподозрена в подстрекательстве.
22 марта секретарь сельсовета арестовал ее и отправил в тюрьму в город
Шатуру. При обыске у нее нашли переписанное от руки письмо религиозного
содержания, а также обращение к православному народу Поместного Собора
1917 года. Это оказалось достаточным, чтобы предположить связь странницы со
священниками храма села Туголес и обвинить в том, что священники занимались
агитацией против создания колхозов.
23 марта были арестованы священники Пятницкого храма Назарий Грибков
и Иоанн Боголепов, которому было в то время шестьдесят восемь лет,
председатель церковного совета Иван Леонтьевич Панкратов, а также дочь
диакона Александра Семеновна Яблонская. Ее обвинили в том, что она
свидетельствовала о чуде обновления иконы. Ей принадлежал образ
Черниговской иконы Божией Матери. Лик на иконе был почти не виден. Она
отдала икону одной женщине, а через некоторое время та объявила, что лик на
иконе стал виден совершенно отчетливо. Икону принесли в храм, и отец Иоанн
Боголепов отслужил перед ней водосвятный молебен. Впоследствии это было
поставлено властями священникам в вину.

Протоиерей Назарий с сыном Николаем. 1927 год
Вызванный для допроса секретарь сельсовета, арестовавший странницу,
показал, что священник Назарий Грибков «во время развернувшейся работы по
коллективизации сельского хозяйства выступил с церковного амвона с
проповедью, говоря, что урожай зависит от Бога. Мол, что Бог задумает, то и
сделает. Этой проповедью он довел молящихся до плача. Цель же проповеди
была в том, чтобы сорвать коллективизацию, так как если урожай зависит от Бога,
зачем же строить колхозы, нужно только молиться и в колхоз не идти».
Будучи допрошенными, обвиняемые виновными себя не признали.
Следователей интересовали знакомства отца Назария с некоторыми
людьми, а также не вели ли они с ним антисоветских разговоров. Отец Назарий со
следователями держался сухо и на вопросы отвечал скупо, хотя и не без
некоторой доли шутки. «В селе Туголес я проживал около полутора лет, туда я
перевелся из деревни Починки по причине семейных обстоятельств. Тогда я и
познакомился со священником Боголеповым, председателем церковного совета
Панкратовым и Яблонской, до этого же я никого из них не знал. С момента моего
переезда Боголепов и Панкратов иногда у меня бывали, в частности перед
заговеньем Боголепов был у меня в гостях. Мы выпили с ним чаю и разошлись.
В беседе о прошлом священник Боголепов говорил: “Вот я пришел с матушкой –
проститься по старинному обычаю”. Я ответил: “В старину на масленице рыбку
ели, может быть, она у кого и есть, а у меня сейчас нет, и угостить нечем”. Больше
он у меня не бывал. Панкратов когда ко мне заходил, то мы говорили
исключительно о церковных делах, что нет масла и тому подобного для
церковных надобностей. Варвару Крюкову и Александру Яблонскую я знаю, но
связи с ними никакой не имел. Об обновлении иконы и о листочке с молитвой я
слышал, но кто служил молебен и кем распространялась молитва, мне
неизвестно. Проповеди я говорил, но не касался советской власти и ее
мероприятий. В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, так
как антисоветской агитации я не вел и с крестьянами на политические темы не
беседовал».
4 апреля следствие было завершено. В составленном обвинительном
заключении следователь писал: «Дело возникло из поступивших в Шатурский
Райаппарат ПП ОГПУ МО сведений о том, что в деревне Туголес Шатурского
района Московской области существует антисоветская группировка,
возглавляемая попом Боголеповым Иваном Андреевичем. Из этих же данных
усматривалось, что названная группировка систематически проводит по
деревням антисоветскую и противоколхозную агитацию среди крестьян,
используя при этом религиозные убеждения, а также обрабатывает в
антисоветском духе отдельных крестьян-бедняков.
Кроме этого, для более успешного осуществления своей деятельности
участниками группировки в начале марта 1931 года была пущена легенда о том,
что якобы имеющаяся икона у Яблонской Александры обновила свой лик, в честь
чего по инициативе фигурантов группировки был отслужен в церкви
торжественный молебен, с большим стечением крестьян из окружающих
деревень...
В деревнях Туголес, Лузгарино, Пустошь, Черусти, Варюковка и ряде других
Шатурского района в 1930-1931 годах действительно имели место случаи срыва
собраний и общественно-политических кампаний и мероприятий советской
власти, как, например: хлебозаготовок, сенозаготовок и скотозаготовок,
коллективизации, весенне-посевной кампании и так далее.
Срывы являлись результатом организованной деятельности группы
церковников и их приверженников крестьян, антисоветски настроенных,
руководимых попом Боголеповым Иваном Андреевичем, – в составе и при
активном участии попа Грибкова Назария Степановича, председателя церковного
совета Панкратова Ивана Леонтьевича, дочери дьякона, жены умершего
фельдшера Яблонской Александры Семеновны и Крюковой Варвары Николаевны.
Обвиняемые хотя и не группой в целом, но по два человека собирались
преимущественно у попа Боголепова и в церковной сторожке, проводя
всевозможные беседы антисоветского характера, которые впоследствии
стремились прививать отдельным крестьянам с использованием их религиозных
убеждений, что неоднократно успешно осуществляли на практике, на протяжении
указанного периода времени...
Фигуранты группы, связавшись со странницей, распространяющей
антиколхозную агитацию, Варварой Крюковой, как через последнюю, так и сами
совершали обманные действия с целью возбуждения суеверия среди крестьян о
чудесах, а на почве этого агитировали за невхождение в колхозы и стремились
срывать мероприятия, проводимые советской властью в деревне...
В 1930 году при проведении весенне-посевной кампании поп Боголепов,
стремясь сорвать это мероприятие, отказавшись от выполнения твердого задания
по распашке земли, агитировал: “Выполнять это задание я не буду, это
безобразие, задавили своими планами, пускай что хотят со мной делают, но
усадьбу распахивать я не буду и никакого хлеба сдавать государству также не
буду. Грабители заставляют нас страдать, но ладно, потерпим”.
Куранов Александр Яковлевич, секретарь сельсовета, показал: поп
Боголепов использовал церковный амвон для антисоветской агитации в
произносимых проповедях; агитируя против налогов 10 ноября 1930 года, заявил:
“Православные христиане, меня задавили налогами, советская власть ободрала
всех священников, вот с меня сдирают 1700 рублей, ведь это грабеж”. В момент
произношения таких проповедей молящиеся крестьяне в церкви плакали...
Свидетель Чистяков Максим Петрович, кандидат ВКП(б), служащий, показал:
не менее важную роль играл в антисоветской деятельности и фигурант
группировки председатель церковного совета Панкратов Иван Леонтьевич,
который, посещая чайную села Курьяниха, систематически вел антисоветскую и
противоколхозную агитацию; 16 апреля 1930 года, находясь в чайной, используя
временные продзатруднения, среди крестьян агитировал: “Вот дожили, что не
стало хватать хлеба при советской власти, договорились, доагитировались
коммунисты, а мужики, дураки, дошлепались в ладоши, но это еще цветики, а
будет еще хуже – все у нашего брата заберут, и будем с голоду сдыхать”.
20 марта 1931 года, в этой же чайной и также в связи с временными
продзатруднениями, Панкратов, агитируя против коллективизации, доказывал
крестьянам: “Дозвонились коммунисты, что крестьяне с голоду дохнут, довела
советская власть нашу страну до обнищания, но нам нужно ей давать отпор и не
допускать до того, чтобы загнали в колхоз, ведь там одни антихристы, нужно Богу
молиться, просить Его, чтобы Он вступился за нас, грешников”.
Волков Иван Тимофеевич, церковный сторож, бедняк, и Куранов Александр
Яковлевич, секретарь сельсовета, показали: после наложения на церковный совет
налога за аренду помещения обвиняемый Панкратов 22 февраля 1931 года,
агитируя в помещении сельсовета, в присутствии крестьян говорил: “Что у меня,
кузница что ли, где я вам столько денег возьму для уплаты налога, да хотя бы
кузница была, и то на вас не накуешься, скоро и драть не с кого будет, уже и так
всех ободрали, промотали коммунисты все, ничего у них нет, только на нас
выезжают, уж больно им охота церковь закрыть”.
Для более успешного осуществления своей антисоветской деятельности эта
группа, возглавляемая попом Боголеповым, распространила слух о якобы
обновившейся иконе Божией Матери, и в марте месяце 1931 года обвиняемой
Яблонской были собраны деньги с крестьян, на которые ею был заказан попам
Боголепову и Грибкову торжественный молебен обновленной иконе, причем на
этом молебне было большое стечение крестьян окружающих деревень...
Обвиняемые виновными себя в антисоветской деятельности не признали...
Являясь участниками антисоветской группировки, систематически вели
антисоветскую агитацию и срывали политические и общественные мероприятия
советской власти в деревне в течение 1930 и 1931 годов, а также распространяли
слухи о чудесах и являются инициаторами торжественного молебна у якобы
обновившейся иконы Божией Матери».
В тот же день отец Назарий написал заявление уполномоченному ОГПУ: «Я
имею на руках четырехлетнего сына, оставленного в чужих людях вследствие
моего ареста, можно сказать, на произвол судьбы. Сегодня, 4 апреля, мне
объявлено, что следствие по моему делу закончено, и, следовательно,
дальнейший ход дела едва ли хоть сколько-нибудь может изменить или
отрицательно повлиять на исход его. А посему прошу впредь до суда освободить
меня из-под стражи».
Но в этом ему было отказано. 10 апреля 1931 года тройка ОГПУ приговорила
священников Иоанна Боголепова и Назария Грибкова к пяти годам ссылки в
Казахстан, Ивана Панкратова – к трем годам ссылки. Варвара Крюкова была
приговорена к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере.
Александра Яблонская приговорена к трем годам ссылки условно и освобождена.
После высылки отца Назария его сына Николая воспитывали Дарья и
Параскева. Перед отъездом священника в ссылку они сказали ему: «Отец
Назарий, не берите Колю с собой, пусть он будет у нас, и мы о нем позаботимся».

Протоиерей Назарий Грибков
Москва. Бутырская тюрьма. 1937 год
Два с половиной года отец Назарий пробыл в Алма-Ате и два года – в
Актюбинске. Из ссылки он присылал им яблоки. У них своего сада не было, и
посылка священника была для них большой радостью. А однажды он прислал
сыну валенки из верблюжьей шерсти, которые тот долго носил.
В 1934 году Параскева поехала с Николаем в гости к отцу Назарию в
Актюбинск. Священник встретил их на перроне. За время ссылки он сильно
постарел. От вокзала они шли пешком. Почти весь город был одноэтажным и
построен из глины. В одной из глиняных мазанок жил отец Назарий. Он жил один
и работал в то время бухгалтером. В ссылке он со многими подружился, в том
числе со ссыльными офицерами царской армии. За труд в бухгалтерии отцу
Назарию платили достаточно, и он не был стеснен в средствах. Параскева с
Николаем прожили у него месяц.
Весной 1936 года отец Назарий вернулся из ссылки домой.
Однажды раздался стук в дверь. Параскева спросила:
– Кто там?
– Свои, – ответил отец Назарий.
Радости о возвратившемся из ссылки священнике не было конца, и Дарья
тут же затеяла пироги.
Вернувшись из ссылки, протоиерей Назарий стал служить в том же храме.
На каждую службу он брал с собой сына. Ставил его около северных дверей в
алтаре и объяснял, когда что нужно делать, – хотел, чтобы он помогал как
алтарник. Отец Назарий, памятуя, какое значение в его жизни имело церковное
пение, поначалу пытался научить ему и сына, но у того не оказалось музыкальных
способностей, и обучение пению пришлось оставить. В жизни отец Назарий был
гостеприимным и хлебосольным, и у него часто бывали гости, которых он щедро
угощал всем, что у него было.
Духовным отцом Николая стал служивший в том же храме протоиерей
Георгий Колоколов. Оба священника жили душа в душу, точно стремясь
превзойти друг друга добродетелями, и между ними никогда не было никаких
споров или ссор. Для Николая отец Георгий стал духовным благодетелем, и за
него он впоследствии молился всю жизнь.
Это было время грозных гонений, и однажды друг отца Назария
протодиакон Сергей Павлович Туриков, служивший в Богоявленском соборе в
Москве, предложил ему переехать в столицу: «Отец Назарий, поехали со мной
в Москву, там не так, как в деревне, преследуют и забирают священство. Оставь
сына Николая на время няням, а сам со мной поезжай».
Отец Назарий на это ответил: «Да я ни в чем не виноват, что мне бояться-то.
Зачем я сына буду оставлять и куда-то уезжать? Нет, отец Сергий, я уж здесь со
своими останусь».
28 ноября 1937 года протоиерей Назарий был арестован. В этот день
Николай пошел вместе с деревенскими мальчишками кататься на коньках по
замерзшему болоту, которое начиналось сразу же за огородами. Но катание не
заладилось: что-то случилось с коньком, он отвязался от валенка и его никак не
удавалось поставить на место. Николай пошел домой и, подходя, увидел, что у
дома стоит грузовик, а в самом доме хозяйничают председатель сельсовета
Василий Языков и два милиционера. Тут же были и Дарья с Параскевой. Отец
Назарий собирал в последний путь вещи. Из особо чтимых священником икон в
доме был образ, на котором было изображено явление Божией Матери
преподобному Сергию Радонежскому. С этой иконой он никогда не расставался и
брал ее в ссылку в Алма-Ату и Актюбинск. И рассказывал, что молитва перед этим
образом всегда была действенна и помогала ему. Перед тем как уйти, священник
благословил иконой сына и передал ему ее, вручив заботу о сыне Божией Матери
и преподобному Сергию.
За окном в это время шел снег, белым покрывалом устилая землю.
Председатель сельсовета Языков стал притворно успокаивать сына священника:
– Коль, мы его скоро отпустим, скоро привезем.
– Я знаю вас, знаю, как вы его привезете. Никогда вы его не отпустите.
Дарья и Параскева вышли на крыльцо. Отца Назария посадили в машину и
увезли. Молча смотрели женщины вслед уходящей машине. Николай не вышел
из дома, а сел на кровать и горько заплакал. Долго он после этого дня горевал,
вставал на венский диванчик у стены, над которым висела фотография отца, где
он был изображен с сыном-младенцем на руках, и, подолгу глядя на отца, плакал.
Отца Назария в селе все любили, и эта любовь к священнику перешла на его
сына. Прихожане, когда увидят его, то обязательно скажут: «Ой, это Коля, сын
отца Назария». Господь с детства окружил его хорошими людьми, и он не
пережил того, что пережили многие другие дети и родственники расстрелянных
священников, от которых требовали, чтобы они отреклись или от отца, или от
мужа. «Благодарю Бога за то, – вспоминал Николай, – что избавил меня от такого
позора. За всю мою жизнь, какие бы ни приходилось мне заполнять анкеты или
писать биографию, нигде и ни перед кем я не отказывался от отца и свое
происхождение не скрывал, но писал как есть».
Следователь на допросе спросил отца Назария:
– Вы знакомы с Царапкиным и Колоколовым?
– Да, я хорошо знаком. Взаимоотношения у меня с ними очень хорошие,
ссоры и вражды я с ними никогда не имел.
– Следствие располагает данными о том, что вы среди населения вели
активную антисоветскую контрреволюционную агитацию против советской
власти. Признаете это?
– Я антисоветской контрреволюционной агитации среди населения не вел и
в этом себя виновным не признаю.
Мученик Петр родился 10 декабря 1883 года в деревне Бобошино
Московской губернии в семье сапожника Сергея Царапкина. Окончил
церковноприходскую школу. Переехав в Москву, освоил профессию ретушера и
работал в фотографических мастерских. Но главное, чему он посвящал все
свободное время, было церковное пение. Он пел в хоре Данилова монастыря и
во многих московских церквях. После революции 1917 года Петр Сергеевич
устроился работать на завод «Искра», одновременно оставаясь регентом
и организатором хоров в московских храмах. В 1933 году за принадлежность к
Русской Православной Церкви власти сочли его социально опасным элементом и
выслали из Москвы. С этого времени он стал псаломщиком в храмах Московской
области.
В марте 1937 года Патриархия направила его псаломщиком в храм
великомученицы Параскевы в село Туголес. 27 ноября 1937 года Петр Сергеевич
был арестован. На допросах он виновным себя не признал.
5 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила протоиерея Георгия и
протоиерея Назария к расстрелу, а псаломщика Петра Царапкина – к десяти
годам заключения в исправительно-трудовом лагере, где он и скончался.
Протоиерей Георгий Колоколов был расстрелян 9 декабря, а протоиерей
Назарий Грибков 11 декабря 1937 года на полигоне Бутово под Москвой, оба
погребены в безвестных общих могилах.

Составитель игумен Дамаскин (Орловский)
«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века
Московской епархии. Ноябрь»
Тверь, 2003 год, стр. 242-258.

Библиография
ГАРФ. Ф. 10035, д. 8357, д. П558379.
АМП. Послужной список.
Дамаскин (Орловский), игумен. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской
Православной Церкви ХХ столетия. Кн. 6. Тверь, 2002. С. 400-417.

Комментариев нет:

Отправить комментарий