четверг, 30 мая 2013 г.

Сб-2: ВСТУПЛЕНИЕ /12 352/





ВСТУПЛЕНИЕ


ЭПИГРАФ:


Жизнь (и смерть) святых мучеников и
 подвижников есть воплощенный идеал 
истинного, духовного и возвышенного жития.
 И по этой причине она нам может 
показаться странной и непонятной. 
Душа иного подвижника так чиста, 
так свободна от всяких греховных и 
омрачающих помыслов, что нам представить
 это трудно. Потому и описать душевное 
состояние подвижника нелегко, не сходно оно
 с нашим. Но я и не дерзал на это, а хотел лишь,
 чтобы читатель чтением книги доставил себе
 душевную пользу и мог сказать: 
«Святые мученики, исповедники и праведники 
российские, молите Бога о нас!»
'''Иеромонах Дамаскин (Орловский). "Мученики, 
исповедники и подвижники благочестия Российской 
Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания 
и материалы к ним". Книга 1. - Тверь: Издательство 
"Булат", 1992 год, стр. 6.'''






ВСТУПЛЕНИЕ

"Прошло 75 лет с 1937 года, который вошел в историю с названием «Большего террора», когда практически закончилась «ликвидация» Русской Церкви, если говорить о ней в количественном смысле. В 1937–1938 годах было уничтожено примерно 98% русских иерархов. Были закрыты все монастыри, духовные школы, почти все храмы. На территории бывшего СССР в 1939 г. осталось 300–400 храмов, которые коммунисты оставили, чтобы можно было сказать, что в России «нет гонений на Церковь», -сказал  протоиерей Владимир Воробьев, ректор Свято-Тихоновского университета, представляя новую книгу о новомучениках и исповедниках Российских, -"Мы помним и чтим героев войны, — забыть о наших новомучениках, которые отдали свою жизнь за веру во Христа, за то, чтобы мы могли жить в Церкви, чтобы путь ко Христу не был отнят у нас, — это еще страшнее, чем забыть своих отцов, убитых на войне."

Впрочем, память о войне — это до сих пор живая кровавая рана в душе каждого русского. Трагедия не пережита,  боль долгие годы заглушалась звуком фанфар, а как фанфары стихли, осталась боль и полное непонимание того, что болит и почему. Погибли без счета до сих пор ненайденные солдаты - их всех едва ли найдут поисковики-любители. Погибли в лагерях или расстреляны новомученики - и почти ни о ком мы не можем сказать, где он похоронен.У нас сформирован такой менталитет. Мы привыкли - не знать.

Когда турист из России приезжает в Германию, один из первых искренних вопросов, который возникает у него, — почему здесь на каждом углу натыкаешься на воспоминания о Холокосте? Почему перед тем или другим домом в землю вмонтированы квадратные бронзовые таблички 10 на 10 сантиметров, на которых выбиты имена и даты жизни евреев, живших в этом доме, обстоятельства их депортации и убийства? Почему немцы стараются к каждому зданию прикрепить информационный ярлык: вот здесь, именно здесь, в этом доме, на втором этаже жила семья сапожника, у них было трое детей, самому младшему полгода, старшей десять, их выселили, отправили в Треблинку, погибли все.

Немцы понимают, что история не может быть рассказана только через колонки цифр. Человеческий мозг не в силах представить себе ни 20 млн, ни 6 млн убитых. Это слишком много, это чудовищно много. Человек отказывается переваривать такую информацию. Цифры пугают и пролетают мимо ушей. Но человек отлично понимает ужас трагедии, когда, взяв стакан кофе на вынос, идет по солнечной улице и видит дом, а рядом с ним в брусчатке — вмонтированные блестящие таблички с именами: папа 35 лет, мама 28 лет, дети 3, 5 и 8 лет. Депортированы и убиты. Человек прекрасно понимает, что это такое — быть выгнанным из своей квартиры. Да мне же самому 35! — восклицает прохожий. Черно-белые фотокарточки хроники оживают, они становятся живыми соседями и друзьями.

Нам трудно представить Россию, охваченную всепожирающим пламенем репрессий. Это была война Церковью на уничтожение, где смерть становилась отстраненной повседневностью. Смерть была рядом и далеко, смерть обволакивала, как воздух или моросящий дождь. К смерти привыкали. 
             Это была реальная альтернатива для непослушных власти: "Ставя своей целью закрытие храма, власти угрожали отцу Сергию (Скворцову) арестом и требовали от него, чтобы он снял с себя сан через заявление в газету и написал, что не верит в Бога и дурманит народ. Но он с негодованием отверг это предложение. Тогда ему стали предлагать скрыться, уехать. «Уедешь, и, может быть, минет тебя “чаша сия”», – говорили ему «доброжелатели». Но и это предложение он не принял, сказав: «Куда я уеду? Как я буду смотреть народу в глаза?» (...) Священник Сергий Скворцов умер в Безымянлаге 25 марта 1943 года и был погребен в безвестной могиле" (Игумен Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Книга 7. Тверь, 2002. С. 76-83.)

Иногда близкие ставили мучеников перед не менее трудным выбором. “Прошу тебя… если ты жалеешь меня, откажись от своих ничего никому не дающих убеждений...Если согласишься со мной, я поеду с тобой хоть на край света, не боясь нужды. Но при мысли продолжать быть попадьей я вся содрогаюсь – не могу. Ответь мне, как быть?” (Из письма Ирины Грудинской своему мужу, священнику Петру Грудинскому, будущему священномученику, 1930г.)(«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Февраль».Тверь. 2005. С. 184-185)

Страшные слова, на которые трудно ответить. И еще более страшно, что мы ничего не хотим знать о том, что происходило в нашей стране в советские годы - истребление людей, уничтожение лучших, доносительство, страх, которой въелся в кости буквально у всех людей. Страх, что завтра за мной придут и слава Богу, что  взяли сегодня соседа, а не меня. 

Собранные в этой брошюре описания подвига новомучеников могут вызвать у современного человека впечатление, что была какая-то часть законности в этом процессе. Ну, по бумагам в архиве так и есть: арестовали, приговорили, расстреляли. На самом деле ничего этого не было. Надо переводить каждое слово той эпохи на наш язык. 

Арест... Арестовали - это значит схватили.  Арест происходил тайно ночью, чтобы никто не видел. Хватали человека и его просто увозили. Суда не было. Была тройка, которую назначили из Москвы. В нее входили начальник управления НКВД, второй секретарь обкома партии, чтобы первому секретарю не заниматься такими грязными делами, прокурор области и  секретарь тройки. И сидели следователи, выбивали показания из людей. На тройку предлагали уже готовые списки. А тройка решала, иногда перелистывая, иногда нет - этих расстрелять, этим иногда, в редких случаях  - 10 лет. Суд по рекомендации следователя. Вот и весь суд.

  Допрос...Как от них добивались признания? Им предлагали написанный заранее протокол допроса - по шаблону из Москвы присланному:  “Я такой-то признаю, что состоял в контрреволюционной повстанческой организации, или шпионской организации. Или  мой друг - шпион, диверсант”. Если человек отказывался всё это подписать, то ему угрожали: будем арестовывать твоих, всю твою семью. Тут кто-то не выдерживал. Если выдерживал человек и это - начинались пытки. 

Пытки... Самая простая из них просто стойка, "конвейер". Кажется, ну подумаешь, стоять. На деле это было ужасно. Это страшнейшие мучения, сопоставимые с мучениями ранних лет христианства. Следователь сидит, потом его сменяют, кто-то из них пьет чай или водку, звонит домой, поддевает какими-то фразами, стоящего в углу заключенного, но редко дает присесть. А через определенное время начинаются галлюцинации у человека, он не выдерживает. И в этом состоянии он может подписать всё что угодно, не отдавая себе отчета. 

Свидетели... Вот пример "плановой" работы чекистов - расстрел монахинь Горицкого монастыря. Чекистам надо было выполнять план на аресты. И в Белозерске решили выполнить план за счет монашек, которые тут рядом живут. И их арестовали в две-три ночи, всех кого могли. Затем собрали их соседей по домам. Соседям сказали: приближаются выборы, а тут живет контрреволюционный  дух монашества, потом будут против выборов говорить что-нибудь, против советской власти. Мы на время их изолируем. Подпишите, что они такие плохие, контрреволюционные. 
           Если кто-то не соглашался подписывать такие показания против своих соседей, тогда невзначай, - дело-то ночью происходило, - клали перед ним на стол пистолет. Намекали на то, что с родственниками будет нехорошо. "А вы что, заодно с ними?" И так далее. И большая часть этих "свидетелей" подписали то, что следователь написал. Так появлялись "свидетельские показания".

Ложь... Им, уже давно приговоренным к смерти, врали из страха, из страха, что они могут поднять бунт. Врали до последнего момента. Им  следователь говорил: “Вот мы с Вами проведем следствие, а потом Вы на суде расскажете то что нужно, это облегчит Вашу вину..” Находясь в тюрьме, они думали, что будет суд. Их выводили из камер и говорили, что они пойдут на профосмотр или медосмотр. Вели в комнату, где полностью осматривали. После этого им связывали руки и ноги. 
          Тут кто-то сопротивлялся, возмущался, требовал прокурора, потому что их начинали раздевать полностью, и они уже понимали, что это совсем не медосмотр. Таких били по голове, иногда просто забивали. Мало того, что били по голове, били деревянными дубинами по коленям, по ключицам, в грудь тычком. И были специальные железные палки, одна из них была отточена с одного конца, на другой стороне был приварен молоток. Этой палкой протыкали людей и били этим самым молотком. И уже после всего этого их отвозили - привести приговор в исполнение.

Расстрел... Это в документах так называется - расстреляли. Хранится в архиве предписание на расстрел, есть отметка - вот они расстреляны, всё исполнено, и как будто тоже по какой-то процедуре. Это не всегда было так. Многие были умерщвлены разными способами еще до фигурирующего в документах времени расстрела.Иногда пользовались удушением вместо расстрела, если выстрелы были хорошо слышны. 
          В Ленинграде били людей по голове большими деревянными дубинами при перемещении заключенных. Поэтому не всегда их надо было расстреливать, когда их привозили к месту казни. В Москве, во время исследований на Бутовском полигоне, исследователи поражались поначалу, не обнаруживая пулевых отверстий в останках.А потом оказалось, что людей из Москвы туда доставляли в машинах, в которых выхлопные трубы были введены в фургон. Когда их привозили в Бутово - с ними можно было делать всё что угодно. 

После расстрела... Вещи этих людей, которых замучивали, отбирались и продавались в пользу государства. В описи изъятого финотделом НКВД перечислено: шинели мужские, шапки-ушанки, платья женские ситцевые, костюмчики детские, труба подзорная, микроскоп, гармонь, монеты, крестики, образки, иконки - и есть строчка...  "зубы и коронки желтого и белого металла".

Наша страна, общество, государство, мы все еще не в состоянии понять все это, ощутить, да и не знали  до недавнего времени. Когда впустили людей впервые на нынешнее Левашовское кладбище, впечатление  было тяжелейшее. Страшный, тяжелый еловый лес. Заросшая тропинка идет куда-то внутрь этого кладбища. Все уже знали, что здесь происходило. Люди туда двигались осторожно, гуськом, потихонечку, но первые же, кто пришел туда, они пришли с крестиками, фотографиями, какими-то ленточками с надписями, записками, которые они стали писать на ходу. И они стали укреплять это на деревьях. 
           И так сложилось это удивительное кладбище. Оно согрето человеческой памятью, там поставлены памятники, туда часто приходят, там летают и поют красивые замечательные птицы, сойки, белки там прыгают живые. Ведь это место нашей памяти. И нам надо трудиться над памятью. Она должна быть каждодневной. Каждодневной общей национальной памятью,какой она должна быть в нормальном государстве.

И хоть мы знаем, что беззакония в этом мире будут лишь умножаться, пример новомучеников показывает: и в море греха возможно с Божией помощью созидание и построение доброй жизни.Ради того, чтобы каждый из нас смог совершить это усилия памяти, подготовлен настоящий сборник. Очень точно заметил прот Владимир Воробьев: "Нынешние поколения не могут представить масштаб гонений. Меняется менталитет, забываются подвиги отцов. Чтобы память наших героев Великой Отечественной войны сохранялась, нужно каждый год прикладывать усилия. Слава Богу, это делается — мы празднуем День победы и вспоминаем героев. Так же надо вспоминать мучеников, которые отдали жизнь за веру и Церковь. Если бы не было новомучеников, то в России не было бы сегодня Церкви."

Комментариев нет:

Отправить комментарий