четверг, 28 марта 2013 г.

прот Николай Голубцов

Источник:





Имя протоиерея Николая Александровича Голубцова (1900-1963), клирика московского храма Ризоположения, хорошо знакомо и дорого старшему поколению столичных прихожан. Его смело можно поставить в один ряд с именами таких знаменитых московских духовников, как святой праведный протоие­рей Алексий Мечев* (1859-1923), протоиереи Валентин Амфите­атров (1836-1908), Валентин Свенцицкий (1882-1931), Александр Воскресенский (1875-1950), Тихон Пелих (1895-1983), Василий Серебренников (1907-1996), Александр Толгский (1880-1962), Всеволод Шпиллер (1902-1984), Александр Егоров (1927-2000) и другие. Он был одним из тех пастырей, которые могли понять, утешить  согреть душу, поделившись теплом своей души, духовно воскресить человека, открыть ему путь к Господу и показать радость богообщения. Он хорошо знал все изгибы души современного человека и умел найти к ней подход и духовное врачевание. Самоотречение отдавая всего себя на служение ближним, отец Нико­лай был укрепляем Божией благодатью и щедро делился ею с приходящими к нему.
Четырнадцать лет отец Николай служил Господу в священническом сане, но и за этот небольшой срок он снискал горячую любовь московской паствы. К нему тянулись и простой церков­ный народ, и верующая интеллигенция, и собратья-священники.После смерти этого замечательного пастыря кто-то сказал: «Умер последний московский духовник».

«Всем своим обликом, словами, делами, всей своей жизнью отец Николай проповедовал любовь. Это самое силь­ное, самое яркое воспоминание о батюшке: он был воплощени­ем любви»,— вспоминают его духовные дети.
По свидетельству очевидцев, во время его похорон, превратившихся в настоящее церковное торжество, солнце на небе играло  как на Пасху. После кончины отец Николай неоднократно являлся во сне своим духовным чадам и близким, оставляя этими посещениями тихую радость в сердцах людей. Многочисленные случаи помощи по его святым молитвам также являются неоспоримым свидетельством того, что отец Николай обрел милость у Господа. Поминайте наставников ваших, которые проповедывали вам сло­во Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их (Евр. 13,7),— говорит апостол Павел.

У отца Николая было очень много глубоких скорбей, о которых нам и сейчас далеко не все известно. Больше дру­гих видела это его матушка. Уже после смерти отца Николая она рассказывала, что в последнее время он часто прихо­дил в каком-то изнуренном состоянии, ложился на кровать и закрывался с головой теплым платком. Она спрашива­ла: «Колюшка, что с тобой?» — на что он отвечал: «Тебе это­го знать не надо». А на другой день в храме был снова преж­ний — светлый, внимательный, любящий. Опять-таки по­сле его смерти стали известны его слова, сказанные им его другу, отцу Порфирию Бараеву, о том, что он крестил одну высокопоставленную женщину и это имело для него очень тяжелые последствия: «Я был там, где ты не был, и видел то, чего ты не видел»,— а ведь отец Порфирий перенес два ареста и две ссылки. Тогда же в «самиздате» появились вос­поминания Светланы Аллилуевой (Сталиной). Светлана Иосифовна Аллилуева (р. 28.02.1926) -дочь И. В. Сталина и его второй жены Надежды Сергеевны Аллилуевой. Так верующие узна­ли, что батюшка «дерзнул» окрестить дочь «вождя наро­дов», и этого, несмотря на развенчание культа Сталина, власти ему не простили. До сих пор неизвестно, что при­шлось пережить тогда батюшке. Может быть, результатом именно этих событий явилась тяжелая стенокардия, а в июне 1962 года — обширный инфаркт миокарда.

ОДИН ИЗ ЛУЧШИХ МОСКОВСКИХ СВЯЩЕННИКОВ - так назвала свои воспоминания об этом крещении сама Светлана Иосифовна.
Весной 1962 года я крестилась в православной церкви в Москве, потому что я хотела приобщиться к тем, кто верует. Я чувствовала эту потребность сердцем: догматы мало что значили для меня. Благодаря моим друзьям мне выпало счастье встретиться с одним из лучших московских священ­ников. (...).
Он был строг и не скрывал этого. Говорил о жизни по­вседневным, будничным языком, без елея, без стремления во что бы то ни стало оправдать ошибку, без попыток сдел­ки с совестью. Не нравится — уходи. (...) Взгляд его был пронзителен. Он был суров, как сама правда, не терпящая уловок, и в этом была его милость и великая помощь. От него нельзя было увернуться.
(...) Он отлично понимал, что, принимая Крещение, я нарушаю правила партии, что это опасно для меня и для него, и потому не занес мое имя в церковную книгу.
Я никогда не забуду наш первый разговор в пустой церк­ви после службы. Я волновалась, потому что никогда в жиз­ни не разговаривала со священником. От своих друзей я зна­ла что отец Николай прост, говорить с ним легко и что он всегда беседует, прежде чем крестить. Подошел быстрой походкой пожилой человек с таким лицом, как у Павлова, Сеченова, Пирогова — больших русских ученых. Лицо од­новременно простое и интеллигентное, полное внутрен­ней силы. Он быстро пожал мне руку, как будто мы старые знакомые, сел на скамью у стены... и пригласил меня сесть рядом. Я растерялась, потому что его поведение было обык­новенным. Он расспрашивал меня о детях, о работе, и я вдруг начала говорить ему все, еще не понимая, что это — исповедь. Наконец я призналась ему, что не знаю, как нуж­но разговаривать со священником, и прошу меня простить за это. Он улыбнулся и сказал: «Как с обыкновенным чело­веком». Это было сказано серьезно и проникновенно. И все-таки перед тем как уйти, когда он протянул мне для обыч­ного рукопожатия руку, я поцеловала ее, повинуясь какому-то порыву. Он опять улыбнулся. Его лицо было сдержанным и строгим, улыбка этого лица стоила многого...
В день крещения он волновался и, присев на скамейку, усадив меня рядом, сказал: «Когда взрослый человек при­нимает Крещение, жизнь его может очень сильно изме­ниться. Иногда в худшую сторону — как в личном плане, так и во всех отношениях. Подумайте еще, чтобы не сожалеть после». Я ответила, что думала уже много и что ничего не юсь. Он взглянул на меня, усмехнувшись: «Ну, знаете, не боятся только избранные!».
Он крестил меня греческим именем Фотина, сказав, это и есть мое настоящее имя. После крещения я спросила - могу ли положить на тарелочку в церкви в знак благодарности кольца и серьги, которые принесла с со­бой,— денег у меня в ту пору было мало. Но отец Николай ответил твердо: «Нет. У церкви есть средства. Вы пришли к нам сами — это важнее».(...)
Он крестил меня, дал молитвенник, научил простейшей молитве, научил, как вести себя в церкви, что делать. Он приобщил меня к миллионам верующих на земле.
Это крещение стало для прот Николая Голубцова настоящим мученичеством ради вечного спасения души открывшегося ему человека, дочери гонителя Церкви. Чтобы крестить дочь Сталина, нужно было иметь ту же твердость веры, какую имели мученики, пострадавшие от ее отца. Сохранился редкий документ, словно приоткрывающий нам двери в сокровенные переживания его души и дающий возможность хотя бы отчасти понять - как видели мир, людей, Бога те, кого мы называем новомучениками.
ПИСЬМО К НЕВЕСТЕ, МАРИИ ФРАНЦЕВНЕ
Дорогой друг мой, Мария Францевна!
Чувствую, что обоих нас, как темной пеленой, покр уныние, снедает тоска, овладевает отчаяние. Что противопоставим ему? Свет Христов, который разгоняет тьму уныния
Причина такого состояния — неверие в Бога. Норма состояние нашего духа д<олжно> б<ыть> радостное. Как греет Солнце, так и душу согревает Бог. Если нет этого, то того, что Солнце Правды — Христос — покрыто облаком.
Это облако — тьма сомнений, тьма мыслей, тьма вопросов, тьМа ужасов несуществующих. Это все порождает неверие.
Сравните два состояния — и поймете, в чем дело.


уныние, тоска, печаль, отчаяние ВЕРА, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ
Источник: самонадеяние
И САМОЛЮБИЕ ПОЛОЖЕНИЕ НА ВОЛЮ БОЖИЮ И СМИРЕНИЕ
При состоянии уныния нет сил ни физических, ни духовных. Дух мятется туда и сюда, двоится, множится вниманием, не знает, на чем остановиться, сердце болез­ненно сжато. Дышать нечем, тело все ноет, как от гриппа. Сделать лишнее движение, лишнее доброе дело тяжело. Ничего не хочется делать. Идеал — погрузиться в под­сознательность, не быть, уме­реть. Кругом все серо и мрачно. Люди кажутся врагами,Всё и все отталкивает. Нет ни одного привлекательного лица.
На ближних смотришь, как собака на сене. Зачем они смеются, едят, радуются? За­висть берет на их спокойное самодовольствие. Гнев и раз­дражительность от каждого даже ласкового слова. Попре­ки, укоры вызывают злобу, не­нависть. Зачем мне сочувст­вие, зачем жалость, когда они причиняют только боль? Я хочу сидеть во мраке злобы, и свет любви ранит мне глаза. Мне больно, больно — что люди так добры, а я так зол. Сердце становится камен­ным. Слезы иссохли. Воля бездействует и бессильная. Страсти бушуют свободно. Чего только не делают они, каких только ужасов, картин, бедствий, небывалых пре­ступлений, измен, подвохов, насмешек, презрения не рису­ет себе воображение! Совесть молчит. Она дико озирается, затравленная псами — сомне­ниями. Она хочет сказать душе: проснись, что с тобой, стряхни этот ужасный сон, успокойся,— но не может этого сделать, т<ак> к<ак> злоба, идущая откуда-то, и уныние зажимают ей рот — молчи, теперь наше царство! Сам ум оцепенел. Он ничего не может мыслить. Вместо мозга и мысли сидит сомнение и отрицание. Боишься сказать слово так как малодушно  думаешь, что все равно не поймут, все равно не ответят, никто не пригреет. Леденят кровь страхи потерять веру, спокойствие и присутствие Духа, потерять совесть, соделаться бесчувственным камнем, потерять облик человеский.




При состоянии веры в Бо­га кажется: в душе все ликует. Силы некуда девать. Растет жажда не только выполнять, что полагается, но жажда по­двига, т<о> е<сть> делать больше, чем нужно. Ум прико­ван вниманием к Богу и не хочет отрываться на прочее. Сердце дышит свободно, лег­ко. Кругом все радостно, все поет. Ног удержать не мо­жешь, сами бегут к нужда­ющимся. Все рвется к вечности, к бесконечному. В груди океан добрых мыслей, чувств,настроений. Они изливаются,как вода через край перепол-  От молитвы, чтения не хочешь оторваться, нищему, перво­му встречному даешь, что попадает в руку. На сердце и в душе нет сомнений, все идет так, как нужно.
На все воля Божия, и все приятно, кругом светло, и в душе мир. Стоишь на твердом основании. Легко с таким сердцем исповедовать Христа и Его истины! Перед близкими чувствуешь жа­лость, раскаяние о забвении их. Хочется помочь, сделать все, что им нужно, предупре­дить все их желания, пред­оставить им все для спокойст­вия, радости. Укоры, замечания принимаешь с благодарностью как нужные для исправления. Мне хочется больше любви, внимания, ласки. Я хочу си­деть у Солнца Любви и не от­ходить во мрак жизни. Мне приятно, что все так добры. Нет злых людей на свете, а ес­ли они есть, то они несчастны. Сердце полно любви ко всем. Слезы градом катятся от со­знания, что прощен, освобож­ден от проклятого бремени. В сердце нет терния страстей они так далеки, так несвой­ственны, грязны, отталкивающи.
Все полно жизнью, все сочувствует, все радуется о те­бе и твоих желаниях. Вообра­жение рисует все в светлом ви­де и не только рисует, но имен­но наслаждаешься светом и наполнен радостью. Совесть спокойно созерцает все. Она чувствует полученную ми­лость Божию и дорожит ею. Она тащит к молитве, чтению, в храм, на помощь. Она побуж­дает обласкать, обнять всех. Ум возносится горе, он весь поражен величием и милос­тью Божией. Он только хочет углубляться в них, думать о них. Ревность доброделания жжет сознание. Хочется со всеми делиться своими пере­живаниями, чтобы все почув­ствовали твою радость. Стра­хов нет. Их как будто и не су­ществовало. Сами сомнения кажутся постыдными и дики­ми. Ближние оправданы в гла­зах твоих и сияют доброде­телями. Вчерашний враг ста­новится другом. Сердце как расплавленный   воск.

Вот плоды отчаяния, неверия и плоды веры. Полное пе­рерождение!
Что же делать, когда не знаешь, за что взяться, когда со­баки вот-вот разорвут!
Выход один — орать во всю мочь: караул, спасите! Госпо­ди, помоги! Все святые, помогите! Тону! Ангеле хранителю мой, где ты? Спаси, обеими своими крилами, отгони мрач­ные сомнения, осени молитвой душу мятущуюся! Кричите со слезами, с мольбой, надеждой, верой, настойчивостью!
Кричите так, пока не получите помощи. Она сейчас же явится. Не надейтесь на свои силы, разум, сердце. Они в та­ких случаях изменники.. Воздвигните, по слову Апостола, щит веры, имже можете все стрелы лукавого раскаленные угасить. Что это за стрелы? Да то, что беспокоит, мучает сердце: злость, ревность, подозрение, малодушие, тупость, со­знание ограниченности, приниженности, страх и пр<очее>. А получивши помощь, не отходите мыслью и сердцем от Господа. Помните, что пес всегда тут. Чуть отошли от Хозяи­на — сейчас же цапнет и разорвет что-нибудь.

Вот ступеньки, по которым катимся:

САМОМНЕНИЕ И САМОНАДЕЯНИЕ,
НЕТЕРПЕНИЕ В СКОРБЯХ,
НЕВЕРИЕ,
СОМНЕНИЕ,
РАЗДУМЬЕ,
ТОСКА,
ПЕЧАЛЬ,
УНЫНИЕ,
ОТЧАЯНИЕ ДО ЖЕЛАНИЯ СМЕРТИ,
РОВ НАШЕЙ ПОГИБЕЛИ!
(СМЕРТЬ)

и вот ступеньки, по которым вос­ходим:

НАДЕЖДА НА МИЛОСТЬ БОЖИЮ,
РАСКАЯНИЕ И ВЕРА, ЧТО СПАСЕТ ГОСПОДЬ,
ПРИОБЩЕНИЕ К БЛАГОДАТИ БОЖИЕЙ (В ТАИНСТВАХ)
ОБНОВЛЕНИЕ И ВОЗРОЖДЕНИЕ,
ЖИЗНЬ ПО БОЗЕ,
ДАРЫ ДУХА СВЯТАГО (РАДОСТЬ, МИР...)
СМИРЕНИЕ

Комментариев нет:

Отправить комментарий